Перед премьерой в театре читаю первоисточник. Спектакль по прозе всегда более "режиссерский", чем по пьесе. Тем интереснее сравнить впечатления от повести и от постановки.
Читаю с удовольствием и удивлением. С похожим чувством открыла недавно Тургенева. Этих и других авторов мы "проходили" в школе. Вот именно, что проходили, мимо. Школьная программа по литературе превратила для меня русских классиков в пустые звуки, эхо в школьном коридоре. А ведь и Куприна читали, и Тургенева...
***
Иван Тимофеевич с первых строк представляется человеком наивным, немного суетливым, идеалистом, молодым, неопытным. С одной стороны, его явно тронули какие-то либеральные поветрия: он вздумал вдруг лечить крестьян или учить мужика грамоте. При этом он парень все же не преодолевший сословных различий и либерализма внутрь себя не принявший, иначе, почему так странно для него, что мужик хочет учиться грамоте?
Как же точно разгадала его Олеся. Автор проделал такой классный трюк - сначала нарисовал живой портрет, а потом дал ему полное определение в психологических почти терминах.
***
Ветер забирался в пустые комнаты и в печные воющие трубы, и старый дом,
весь расшатанный, дырявый, полуразвалившийся, вдруг оживлялся странными
звуками, к которым я прислушивался с невольной тревогой. Вот точно
вздохнуло что-то в белой зале, вздохнуло глубоко, прерывисто, печально.
Вот заходили и заскрипели где-то далеко высохшие гнилые половицы под
чьими-то тяжелыми и бесшумными шагами.
***
Я долгое время некритично принимала советы Стивена Кинга относительно
писательства - он предлагает использовать больше глаголов и меньше
прилагательных. В целом, его методика себя оправдывает, когда окинешь
взглядом написанный на скорую руку текст, он так и пестрит ненужными,
утяжеляющими слог прилагательными. Однако, вовсе отказываться от них,
очевидно, не стоит. Может, дело в отличиях русского языка от
английского, может, в том, что правило Кинга - упрощенное, для совсем
дилетантов. Да только русские-то, вот, классики не гнушались
прилагательными и наречиями:
Я неторопливо дошел до старой корчмы - нежилой, развалившейся хаты, и
стал на опушке хвойного леса, под высокой сосной с прямым голым стволом.
Было так тихо, как только бывает в лесу зимою в безветренный день.
Нависшие на ветвях пышные комья снега давили их книзу, придавая им
чудесный, праздничный и холодный вид. По временам срывалась с вершины
тоненькая веточка, и чрезвычайно ясно слышалось, как она, падая, с легким
треском задевала за другие ветви. Снег розовел на солнце и синел в тени.
Мной овладело тихое очарование этого торжественного, холодного безмолвия,
и мне казалось, что я чувствую, как время медленно и бесшумно проходит
мимо меня...
В то же время, умеет же, где надо, заменить прилагательные. Вот, снег у него - не синий или розовый, а синеет в тени и розовеет на солнце...
***
Снег сошел, оставшись еще кое-где грязными рыхлыми клочками в лощинах и
тенистых перелесках. Из-под него выглянула обнаженная, мокрая, теплая
земля, отдохнувшая за зиму и теперь полная свежих соков, полная жажды
нового материнства.
***
Вот дальше, наивное "целительство" городского барина рифмуется с витальными способностями Олеси. Это как сосны в сравнении с многоквартирными домами. Делал ли эти рифмы писатель сознательно?
***
Я еще не думал о любви, но я уже переживал тревожный, предшествующий любви период, полный смутных, томительно грустных ощущений. Где бы я ни был, чем бы ни старался развлечься, - все мои мысли были заняты образом Олеси, все мое существо стремилось к ней, каждое воспоминание об ее иной раз самых ничтожных
словах, об ее жестах и улыбках сжимало с тихой и сладкой болью мое сердце.
Но наступал вечер, и я подолгу сидел возле нее на низкой шаткой скамеечке,
с досадой чувствуя себя все более робким, неловким и ненаходчивым.
Как все это постепенно и не похоже на мои влюбленности))) Я вот уже после первого взгляда, кажется, готова влюбиться в такую персону, какой рисуется тут Олеся.
***
Описание бреда мастерское - достоверное, скрупулезное, воссоздающее эти мучительные ощущения. Интересно, обыграет ли его режиссер.
Все мои грезы были полны мелочных микроскопических деталей, громоздившихся и цеплявшихся одна за другую в безобразной сутолоке. То мне казалось, что я разбираю какие-то разноцветные, причудливых форм ящики, вынимая маленькие из больших, а из маленьких еще меньшие, и никак не могу прекратить этой бесконечной работы, которая мне давно уже кажется отвратительной. То мелькали перед моими глазами с одуряющей быстротой длинные яркие полосы обоев, и на них вместо
узоров я с изумительной отчетливостью видел целые гирлянды из человеческих
физиономий - порою красивых, добрых и улыбающихся, порою делающих страшные
гримасы, высовывающих языки, скалящих зубы и вращающих огромными белками.
Затем я вступал с Ярмолой в запутанный, необычайно сложный отвлеченный
спор. С каждой минутой доводы, которые мы приводили друг другу,
становились все более тонкими и глубокими; отдельные слова и даже буквы
слов принимали вдруг таинственное, неизмеримое значение, и вместе с тем
меня все сильнее охватывал брезгливый ужас перед неведомой,
противоестественной силой, что выматывает из моей головы один за другим
уродливые софизмы и не позволяет мне прервать давно уже опротивевшего
спора...
Комментариев нет:
Отправить комментарий